О диверсификации источников энергии, о темпах выхода российской энергоиндустрии из кризиса, о монополиях и биржевой торговле в интервью Oil.Эксперт рассказал заместитель Генерального директора по науке Института энергетической стратегии Алексей Громов.

Руководители Института энергетической стратегии приглашены на II Международную конференция «Биржевой и внебиржевой рынки нефтепродуктов РФ». Обсуждение тем, затронутых в интервью, будет продолжено на мероприятии.

— Как проходит реализация «Энергетической стратегии – 2030»? Появились ли за последние месяцы какие-то новые

нюансы?

— Проведенный нами в 2010 году мониторинг реализации принятой энергетической Стратегии показал, что российская энергетика начала постепенно выходить из кризисного состояния второй половины 2008 — начала 2009 года, однако темпы восстановления пока отстают от целевых ориентиров Стратегии. Важно также отметить, что, несмотря на кризисные явления в мировой и российской экономике, а также наблюдавшуюся высокую волатильность на мировых энергетических рынках, системных отклонений от выбранной траектории стратегического развития ТЭК на долгосрочную перспективу не наблюдается, что подчеркивает устойчивость поставленных в документе стратегических целей и задач.

Вместе с тем, наблюдается отставание в формировании системы нормативно-правового обеспечения реализации Стратегии. Конструкция данной системы должна учитывать основные составляющие и механизмы реализации государственной энергетической политики, специфику отдельных отраслей ТЭК, и быть достаточно устойчивой в условиях объективно существующей неопределенности и рисков перспективного развития энергетического сектора и экономики в целом.

Другими словами, властям еще нужно приложить немало усилий, чтобы такой инерционный сектор экономики, каким является ТЭК, полноценно встал на рельсы долгосрочного развития, заложенные в Энергетической стратегии, а не только реагировал на сиюминутные вызовы своему развитию, как это происходило до сих пор.

— На нашем нефтяном рынке присутствуют две противоположные тенденции: укрупнение компаний и стремление к поглощению новых активов и декларации о развитии рынка, борьба с монополизмом. Как, по-вашему, должны быть разрешены эти противоречия?

— К сожалению, мы еще находимся в процессе выстраивания полноценной системы государственного регулирования нефтяной отрасли. При этом, развитие регулирования на текущем этапе, несомненно, нацелено на создание условий рыночной конкуренции и главную роль здесь должна играть ФАС. С другой стороны, государство не может не считаться с интересами крупнейших отраслевых компаний, налоги и сборы с которых все еще остаются бюджетообразующими. Поэтому это противоречие должно решаться не путем борьбы с основными игроками или тем более их раздробления по примеру Standart Oil, а за счет создания условий для выживания и развития малых и средних компаний.

— Каковы, на Ваш взгляд, плюсы и минусы внедрения альтернативных видов топлива, в том числе и жидкого газомоторного топлива? Какое влияние окажет на экономику России повсеместное использование ГМТ?

— Одна из ключевых объективных тенденций в современном и будущем развитии мировой энергетики – это диверсификация источников энергии. Поэтому распространение любого нового вида топлива, тем более экологически более чистого по сравнению с доминирующими нефтепродуктами, — безусловно, нужно приветствовать. С другой стороны, я бы не стал преувеличивать значение ГМТ для российского топливного рынка. Его доля составляет менее 0,3% от объема потребляемых автомобильных бензинов и дизельного топлива.

С точки зрения спроса на газ ГМТ – сегмент также очень небольшой и узкий, поэтому даже бурный рост его использования не скажется на стабильности газового баланса.

При сохранении постоянного ускоренного роста внутренних тарифов на газ, уже к 2015 г. цена на ГМТ может практически сравняться со стоимостью основных нефтепродуктов, что неизбежно приведет к существенному снижению его популярности среди частных автовладельцев. Поэтому основная потребительская ниша для ГМТ – это госсектор, особенной городской транспорт, и в какой-то мере промышленность и сельское хозяйство.

— Государство делает скидки на топливо для сельского хозяйства, однако сельхозпроизводители жалуются, что до них «дешевое» топливо не доходит. Насколько, на Ваш взгляд, эффективно снижение стоимости ГСМ для экономики страны? Для сельхозпроизводителей? Для нефтяных компаний?

— Практика ручной настройки ценообразования рано или поздно должна уйти в прошлое. Необходимо идти по пути создания институциональных условий обеспечения нужд сельхозпроизводителей. Вопрос сейчас лишь в том, какими механизмами это обеспечить. К сожалению, единой точки зрения ни у государства, ни у сельхозпроизводителей, ни у нефтяных компаний на этот счет до сих пор нет.

Вторая сторона этой проблемы – острая необходимость обновления парка сельскохозяйственной техники для внедрения как более энергоэффективных двигателей, работающих на традиционных нефтепродуктах, так и двигателей, использующих альтернативные виды топлива, например, то же ГМТ.

— В этом году мы увидели бурное развитие как биржевых, так и внебиржевых площадок в России. Ваша оценка, что будет дальше. Насколько все-таки реально формировать цену энергоресурсов в нашей стране?

— Если мы нацелены на развитие конкурентного рынка, то никаких серьезных альтернатив биржевому ценообразованию нет. Причем биржи необходимы именно российские, работающие в национальном правовом поле. Иначе мы так и будем бесконечно спорить по поводу величины и оправданности net back, ориентируясь на зарубежные центры ценообразования, которые мы не только не контролируем, но и динамика которых, как правило, совершенно оторвана от российской действительности.

В последние годы происходил процесс институционального формирования российских энергетических бирж. В основном, на наш взгляд, проведенные эксперименты удались. Сейчас мы вступаем в не менее важный этап их перехода на постоянную, нормальную работу. Причем ключевой задачей на этом этапе будет убедить всех отраслевых игроков в том, что созданные биржи адекватны, работоспособны и привлекательны. И добиться этого можно не столько кнутом, сколько хорошим примером. На это, по всей видимости, уйдет еще 3-5 лет.

— Вы уже говорили нам о своей оценке последствий разлива нефти на скважине BP в Мексиканском заливе для мирового энергетического комплекса. Каков Ваш взгляд теперь, повлияет ли авария на динамику разработки морского шельфа, как в мире, так и в России?

— Поскольку авария произошла не на шельфе, а на материковом склоне с примерно в 10 раз большей глубиной, то связывать одно с другим вряд ли корректно. Технологии работы на шельфе отрабатывались десятилетиями и на сегодняшний день практически исключают возможность масштабных аварий. Поэтому нет никаких оснований для торможения шельфовой добычи, тем более что она становится сегодня основным двигателем всей нефтегазодобывающей промышленности. Единственная страна, которая может пойти на серьезные ограничения, — это США, которым, конечно, необходимо время на преодоление психологического шока. Но на динамику мировой добычи и состояние рынка сохранение моратория в США большого влияния не окажут.

Что же касается глубоководного экспериментального бурения, то, по всей видимости, это направление действительно будет приостановлено, а на какое-то время, возможно, и полностью свернуто.

Основное влияние аварии на Deepwater Horizon будет заключаться в повсеместном ужесточении государственных экологических требований и соответственно увеличении экологических издержек в расходах нефтегазодобывающих компаний. В значительной мере это коснется и России, где сравнительно много перспективных проектов, предусматривающих активную добычу нефти и газа на шельфах Арктических морей, где риск подобной катастрофы несоизмеримо выше, учитывая сложные природные условия освоения нефтегазовых ресурсов и значимость региона для формирования климата всей планеты.

Интервью подготовила Мария Церетели.